А чтобы окончательно отделаться от упреков в какой-то исключительной связи с христианством, приглашаем полюбоваться на изображения древних демонов, таких, как Пазузу, которые старше, чем даже национальное самосознание иудеев, не говоря уже о христианстве, или на демонов любой части света, которые существовали там задолго до проникновения туда христопоклонников. И мы, конечно, будем обращаться в этой главе и к таким персонажам.

Дьявола можно не только называть "любым другим именем", но и представлять в любом другом облике.

Некоторые авторитеты христианской церкви, в том числе папа Григорий Великий (ок. 540-604), считали Дьявола совершенно бесплотным. Но их мнение не нравилось обывателям. Как отмечал Александр Амфитеатров: "Только с величайшим трудом удается человеку, если вообще удается, составить себе понятие о какой-либо бесплотной субстанции, существенно противоположной тем, которые доступны нашему чувственному восприятию".

Существовало и такое мнение, что подлинный облик демонов, как и ангелов, невидим для человеческого глаза в обычных условиях. Физическое тело служит своего рода спасительной завесой, защищающей человека от непосредственного видения бесов, которые могли бы привести к сумасшествию тех, кто их зрит. Волхвы, колдуны, маги, сознательно входя в общение с нечистой силой, снимают с себя эту спасительную завесу и непосредственно видят демонов.

Фома Аквинский (1227-1274), взвесив мнения за и против, вывел заключение, что вопрос о телесности или бестелесности Дьявола для веры не важен. И народная фантазия воображает Дьявола телесным в полном смысле этого слова.

Что ж, для одних, феноменально тупых и плоских, Сатана материален и имеет конкретный облик. Для не столь примитивных умов иконография Дьявола полна символов и смысла.

Итак, ухватим за хвост христианскую иконографию и посмотрим, куда эта нить нас заведет.

Начинается христианский демоногенез со змей. И это неудивительно, ведь при отождествлении Дьявола со Змеем, скормившим первым людям запретные фрукты, это практически единственное основание в Библии, по которому можно судить о внешности нашего героя. И Дьявол появляется в христианстве в первоначальной форме, как змей, обвивающий кольцами дерево познания в Эдеме. Еще можно припомнить моисеевского медного змея, как символ демонической сущности язычества, а также уробороса, один из символов Хаоса.

Наряду с обычным змеиным телом попадается еще и "кишка с ножками". Т.е. к змеиному телу добавляются конечности. Именно так, по мнению некоторых христианских специалистов, выглядел змей, пока не подложил господу свинью. За сию провинность он, мол, тоже понес наказание в виде ампутации рук и ног и, вынужденный впредь ползать на брюхе (пресмыкаться), приобрел современный вид.

Но Змей с лапками - это уже ближе к Дракону. И этот великолепный монстр ассоциируется с Дьяволом самым откровенным образом. В Апокалипсисе Иоанна и видениях многих святых Дракон или Змей тождественен Дьяволу. В VIII веке Иоанн Дамаскин описывал дьяволов как драконов, летающих по воздуху и т.д.

По ассоциации Змея и Сатаны в этой книге есть целая глава. От такой геральдики мы определенно не отказываемся.

Надо признать, первое тысячелетие христианства в Европе не сильно злобствовали над портретом Дьявола (изображения ранее VI-го века неизвестны и крайне редки до IX-го). Он возникал в обманчивом облике (превратившись в кого-нибудь), в облике змея, во вполне благородной роли и внешности Антихриста, в еще более благородном облике античных богов, в крайнем случае - в виде ангела другого цвета. Проявления карикатуризма случались, но не были столь навязчивы, как в последующие века.
В ранних христианских картинах дьявол никогда не кажется принимающим ужасный аспект. Нет никакого следа отвратительной деформации, которую можно найти в более поздних изображениях Дьявола.
- Роберт Хьюз

Отношение к Сатане резко изменился примерно около 1000 года новой эры. Это произошло после Собора в Клуни в 956 году, задуманного с целью укрепления церковной дисциплины и выработки методов, привязывающих верующих более строго к их вере (еще Августин рекомендовал изображать Ад "для воспитания невежд").

В целом до IX века Дьявол изображался в образе либо человека, либо "чертенка"; в XI начал изображаться получеловеком-полуживотным. В XV-XVI вв. художники во главе с Босхом и ван Эйком принесли в образ Дьявола гротеск.

Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх к нему, которые внушала и которых требовала церковь. И в средние века и сейчас сей лагерь настойчиво требовал соединить красоту с понятием "добра", а "зло" воплощает в отталкивающее уродство, либо, в виде снисхождения, презрительно одевает его искаженными формами смешного шутовства, пытаясь избавиться от испытываемого страха.

И понеслось! Авторы житий, сказочники, поэты, художники и скульпторы усердно тратили вдохновение и силы на изображение Сатаны в самом гнусном виде.

Происхождение этого безобразия объяснялось проклятием, обрушенным богом на своего бывшего ангела, после падения того:
Как по велению магического жезла
По низвержении краса Врага исчезла:
Он грязью смрадною покрылся в краткий миг,
Ужасной мордою стал светозарный лик,
Уста ощерились клыкастой пастью зверской,
Конечность каждая предстала лапой мерзкой,
Щетиной черною вся кожа обросла,
Взметнулись жуткие драконовы крыла.
- Й.Вондел, "Люцифер"

На скульптурных изображениях романских соборов типовым стал такой экстерьер дьяволов: у них были громадные головы на длинных и тонких или маленьких туловищах, похожих на обезьяньи. Их глаза выпучены в ярости. Вместо рогов у них была густая шерсть, растущая в виде огненных завитков и косм. Рот был непомерно большим, похожим на пасть волка из сказки: "чтобы им лучше есть тебя". Подчеркнуто большими были и другие отверстия тела.

Часто прибегали к третьему приему фантазии: синтезу разнородных элементов. Все виды нежелательных существ содействовали в то или иное время созданию образа дьявола. Со злом обычно ассоциировались: свинья, скорпион, крокодил, собака, шакал, кот, крыса, козел, жаба, ящерица, лев2, змей, дракон и т.д.
Средние века строили мост между демонологией и зоологией с искренней верою. Целый ряд животных в христианской символике объявлен был как бы иероглифами Дьявола: змей, лев, обезьяна, жаба, ворон, нетопырь и др.
- А.Амфитеатров

Вероятно, можно провести параллель между данным приемом и образами египетских богов. Как симпатизирующие, так и враждебные людям боги Египта воплощались в животных. Обычно они изображались с человечьим телом и головой соответствующего животного.

За основу, как правило, все же бралась человеческая фигура. "Если бы дьяволы подлежали зоологической классификации, то могли бы составить отдельную семью антропоидов",- пошутил Артуро Граф. На человеческое шасси монтировались приметы всевозможных животных, подчас без всякой меры, в диком сочетании, так что тело Дьявола представлялось иногда очень громоздкой и неуклюжей конструкцией. Каракатиц, получившихся в результате этого синтеза, можно было узреть в распространенных демонологических реестрах, которые составлялись вплоть до XIX века, например в "The Magus" Ф.Барретта (1801).

Просто стыдно за жалкую фантазию средневековых сатанописцев, способных порою лишь заполнить шаблон вида: "Грудь как у ... Лапы, как у ... Хвост, как у ... Рога, как у ..." И так далее. Пропуски заполняются названиями представителей фауны любых родов и классов в любом сочетании.

Если попытаться составить обобщенный собирательный портрет, то он бы выглядел примерно так: Лицо у него обгорелое и безобразное (еще бы, ведь в Аду - как в литейном цехе). Тело волосатое или покрыто чешуей. Перепончатые крылья летучей мыши, порой даже не пара, а еще больше, чем у кукурузника, впрочем, как и у херувимов. На голове рога - и хорошо, если только пара, а то и целые заросли. Нос крючком или звериное рыло; длинные острые уши; горящие глаза. Для пущей красоты прибавили еще свиные клыки, когти на руках и ногах, причем не только на пальцах, а на каждом удобном месте, как колючки на кактусе. Хвост со скорпионьим жалом или стрелою на конце, ну иногда бычий, с элегантной кисточкой. Страшные морды разевали пасти не только на голове (одной, двух, трех), но и на коленях, локтях, груди, брюхе и, конечно же, на заднице. Иногда его еще украшали отвислые женские груди. Половой орган принимал громадные размеры и изощренные формы, кстати, он тоже бывал не одинок. Ноги - то козлиные, то лошадиные, то птичьи, и часто разные.

Особую роль в личине Дьявола играли гены козла. Эта форма производна прежде всего от образа Пана.

Тут как раз и время упомянуть и черты античных языческих богов, возродившихся в Дьяволе. Как черты темного архетипа, так и портретные детали, растворенные во множестве персонажей античной мифологии, после их забвения кристаллизовались вновь в образе Дьявола и демонов.

Но если от большинства античных богов Дьявол унаследовал по одной - две черты, то от Пана - целую россыпь.

Физически Пан представлял собою гибрид человека с козлом: рога, игривый хвостик, козлиные ноги с густой косматой шерстью, раздвоенные копыта, которые у Дьявола кажутся переходящими в когти, чувственная ухмылка, постоянно восставший и заостренный пенис. Пан был фаллическим богом, т.к. в роли скотоводческого патрона отвечал за воспроизводство.

Почему этот, далеко не первостепенный персонаж в греческой мифологии оказал такое влияние средневековые представления о Дьяволе? Тут мы видим две существенные причины. Во-первых, используемое однажды Иисусом выражение: "отделять козлищ от овец". Если последние всегда символизировали лояльные христианству элементы, то первые - наоборот.

Вторая причина заключается в той роли, которую Пан играл в герметизме (см. стр. 40). Как сын Гермеса он ассоциировался с Логосом, играющим если не первую, то одну из первых скрипок не только в герметизме, но и в различных направлениях гностицизма, в неоплатонизме. Герметизм же является настойчивым соперником христианства, пережившим все гностические ереси и вышедшим непобежденным из коллизий средневековья. К тому же, соперничал с христианством он в самых интеллектуальных головах.

Еще прямым попаданием в архетип Сатаны можно считать свойство Пана было вселять "панику" в людей, которые ему не нравились. Дикий беспричинный страх, групповую истерию, которую он вызывал у тех, кто чувствовал и боялся его, возвращая их к самым примитивным животным инстинктам. Считалось, что именно он помог грекам при Марафоне, применив против их врагов свое психотропное свойство.

Временами козлиные гены в Дьяволе брали верх над человечьими, и тогда он приобретал внешность здорового черного чистокровного козлища. В таком виде, по многочисленным свидетельствам, Дьявол часто являлся на шабаши.

Теперь представим небольшой поворот назад, возвращающий фигуре гуманоидные черты. Но они проявляются уже по-иному. И вот перед нами классический облик Бафомета.

Это имя приобрело широкую известность после процесса над тамплиерами. Тогда оно связывалось с идолом, которому по версии обвинения те поклонялись во время "черных месс". Но тогда его внешность еще не было окончательно устоявшейся. Рыцари под пытками выдавали весьма противоречивые сведения о его облике. Но со временем этот портрет принял постоянную форму: морда козла, иногда искаженная в направлении пущей зловещности: на лбу - пентаграмма, между рогов - огонь, человечий торс, украшенный женскими грудями, козлиные ноги с копытами, хвост, крылья за спиной.
Следует отметить, что Знак Бафомета, используемой Church of Satan, не имеет к тамплиерам отношения. Он был разработан ЛаВеем на основе изображения из книги Мориса Бэсси "Иллюстрированная история магии и сверхъестественного" (Издана на английском в 1964, издана на французском: Histoire en 1000 Images de la Magie, Editions du Pont Royal, 1961).

Существенно повлиял на иконографию Дьявола и Хару, этрусский бог смерти. Хотя этрусская культура и стояла несколько обособленно по отношению к античной классике, она оказала существенное влияние на культуру, в частности, и религию, Рима. Так что приписываемые данному демону атрибуты, перешедшие от этрусков в римское искусство и мифологию, в конечном счете повлияли и на христианскую иконографию Дьявола. Параллель очевидна, ведь смерть в большинстве культур далеко не на последнем месте в реестрах зла.

Имя Хару производно от имени греческого Харона, седовласого и угрюмого паромщика, перевозившего мертвых в Аид. Но этрусский бог был гораздо более активен и ужасен, а его облик навевает очевидные ассоциации с классическим портретом Дьявола. Он имеет огромный крючковатый нос3, похожий на клюв птицы; косматую бороду и длинные волосы; у него длинные заостренные звериные уши; острые зубы и искаженный гримасой рот. Иногда его изображают с крыльями или со змеями, вырастающими из его тела.

Некоторые атрибуты Хару унаследовались другими символичными персонажами. Хару обычно шлялся с огромным молотом, которым ударял по голове умирающего человека. Очевидно, он мало похож на по смыслу трезубец, зато это орудие легко отождествляется с косой, которую европейские художники вкладывали в руки Смерти, или с мечом Азраила - ангела смерти в мусульманской культуре. Хотя вместо молота Хару иногда пользовался крюком, который мог послужить прообразом дьявольского трезубца или серпа.

А начинать искать портретное сходство с Дьяволом можно с еще более замшелой древности. С терракотовой статуэтки смотрит на нас почти родное лицо. Это древний месопотамский демон по имени Пазузу. Судя по изображению, он был худощавого телосложения, с когтистыми лапами, зловещей мордой, в которой просматриваются кошачьи черты (в то время в тех местах еще водились львы и леопарды). За спиной его виднелось две пары крыльев или крылья в двух фазах - пара распущенных и пара сложенных, ниспадающих, как плащ.

Классический облик демонов женского пола оформился тогда же. На многих барельефах мы видим прекрасную обнаженную женщину с крыльями и ступнями хищной птицы. Демоничность образа подчеркивают ластящиеся у ног звери с соответствующей репутацией: львы, крокодилы, совы. С известной долей условности этот образ отождествляют с Лилит, хотя и другие богини изображались в подобном виде.

Вернемся к христианским изгалениям.

Несмотря на то, что портрет лепился предвзятыми художниками, он не везде сошел на полный фарс. Многие из упомянутых ранее черт лица и тела имеют какое-то отношение к древним божествам чел-овеческого ужаса и запредельного. Раннехристианские и средневековые визионеры создали его из своих видений, фобий и воспоминаний о поверженных богах.
Но напоследок, чтобы придать портрету Дьявола нужное им идеологическое значение, христианские демонологи набрали в рот дерьма и плюнули. Данте в "Аде" пишет, что "каждый демон в Пятой яме пускал газы на своего руководителя, который в ответ трубил своим задом; все тело было устроено, подобно обширной установке для выбрасывания нечистот, чтобы разжевывать свои жертвы и извергать их с другой стороны...". Что ж, можно поаплодировать фекальной фантазии итальянца.

Иногда дьяволописцы преуспевали в обсере настолько, что сам Дьявол, по многочисленным байкам, выходил из терпения, находя, что это уж слишком.

Так не повезло итальянскому художнику XIV века Спинелло из Ареццо, написавшему для церкви Сан-Анжело падение ангелов. Он придал Люциферу такой ужасный вид, что сам не выдержал созданного им зрелища. Старику всюду начал мерещиться Дьявол, упрекающий за безобразие, в котором художник его вообразил. Постоянная галлюцинация свела Спинелло в могилу.

Следует заметить, что звериные черты помимо прямой своей функции (с точки зрения церковников) устрашения грешников архетипически олицетворяют отклонение Сатаны и его демонов от ангельской идеи служения богу - у зверей нет такой цели, более того - нет души. Зато есть естественность и единение с природой (Вселенной). Хотя звери тоже бывают разные: перечитайте сказку Р.Киплинга "Кот4, который гулял сам по себе", анализируя именно поведение кота по сравнению с другими животными.

Надо сказать, что даже когда Дьявол изображался уродиной, в его облике сохранялся, не выветривался до конца некий шарм и интересность, которая продолжала привлекать достаточно уважительного внимания. И уже в средние века появлялись предположения, что страшный вид Дьявола - это клевета, наводимая на него врагами. В действительности же он великолепен. Таким он появляется в "Четырехцарствии" Федериго Фрецци, архиепископа Фолиньо, умершего в 1416 г.: "Я думал, что увижу монстра, грязного и неуклюжего; царство, все пустынное и печальное. А нашел его торжествующим и славным. Сатана оказался велик, прекрасен и имел такой благосклонный вид, такую величественную осанку, что казался достойным всякого почтения. На голове его сиял великолепный тройной венец, лицо было веселое, глаза смеялись, а руках он нес скипетр великой власти. И хотя высота его превышала три мили, Его черты и облик были так гармоничны, что я был удивлен этим...". И хотя далее в этом произведении архиепископ списал это великолепие на наваждение, прецедент был создан.

Это напомнило нам одну восточную притчу, пересказанную персидским поэтом Муслихиддином Саади (1184-1292). Дьявол тут представлен красивым без всяких оговорок: Человеку приснился Дьявол.
Он обликом был светел, как Луна,
Высок и строен телом, как сосна.
Спросил сновидец: "Ты ль передо мною
Столь ангельскою блещешь красотою?
Как Солнце красота Твоя цветет,
А Ты известен в мире, как урод.
Тебя художник на стене чертога
Уродиной малюет длиннорогой"...
"Увы, мой лик художник искажает.
Он враг мне, ненависть ко мне питает!"

XVIII век, погасивший костры инквизиции, вновь облагородил внешность Сатаны. А романтизм XIX века усилиями Байрона, де Виньи, Лермонтова и других еще развил эту тенденцию. Люцифер, Демон, Мефистофель становятся излюбленными символами творчества, мысли, бунта, отчужденности. Сообразно с этой смысловой нагрузкой Дьявол становится и физическим красавцем в гравюрах Гюстава Доре, иллюстрирующих "Потерянный Рай" Мильтона, в картинах Михаила Врубеля...
Распространились новые манеры изображения Дьявола. Одна из них - в амплуа кавалера галантной эпохи, в бархатном колете, шелковом плаще, шляпе с пером, при шпаге.

Не с бородкой козла, не на тощих ногах,
В епанче и с пером при чуть видных рогах...
- К. Случевский

Другой образ, многократно воспроизведенный искусством - черный ангел или царственный и благородный Люцифер.
Вот так являюсь я певцам,
И живописцам наипаче,
- А.К.Толстой,
"Дон Жуан"

Так было достигнуто фиаско христианской попытки представить Дьявола полным уродом. И эстетический образ Дьявола, который пытались разбить, начиная с Собора в Клуни, вновь воцарился и продолжает выполнять свои функции: вдохновлять избранных и отпугивать слабых.

Правда, в реабилитации Дьявола некоторые заскочили уж слишком далеко: у Михаила Булгакова он выдержан в рамках мещанской эстетики, с явным оттенком décadence.
Имея свой собственный индивидуальный образ, Дьявол, сверх того, обладал способностью изменять свою наружность по желанию, как мимикрирующий сплав из фильма "Терминатор-2", даже сверх того - мог менять и объем, т.е. в этой своей способности он совершенно не ограничен. Частенько он, по уверениям христианских писателей, использовал эту способность для соблазнения праведников: к отшельнику он приходит обольстительной женщиною, к отшельнице красивым навязчивым юношей. А иногда, что уж мелочиться, прямо чтобы скомпрометировать их. Так, если из покоев святой Кунигунды выходит мужик, то, конечно же, это Дьявол, приняв облик рыцаря, все подстроил. А приняв образ святого Сильвана, он волочился за одной девицею и нарочно дал поймать себя у нее в спальне под кроватью.

Но какие бы привлекательные и даже святые образы ни принимал на себя Дьявол, утверждают церковные демонологи, он не мог и в них избыть своего дьявольства и от него исходит подчас необъяснимая жуть. Видимо, эта самая "жуть" нами, в отличие от охваченных дьяволофобией субъектов, и воспринимается, как обаяние данного образа.

Остановимся подробнее на некоторых чертах портрета и их значении.

Рост. Телесным проявлениям Сатаны, как правило, приписывали гигантские размеры. Св.Антоний видел его однажды черным гигантом, который головою касался облаков. Сатана в видении архиепископа Фрецци был ростом свыше трех миль. Данте наделил Люцифера такими габаритами, что даже вмерзший по грудь во льды адского озера Коцит он напоминал гору, на которую автору "Божественной комедии" в компании с Вергилием карабкался по смерзшимся локонам шерсти. В таком положении и при трехликости он напоминает Шиву Махешварамурти из пещерного храма на о. Элефанты. Большие размеры естественным образом символизируют значительность, а также пугают (делая образ "чудовищным"). И в средневековом эпосе злая воля часто воплощается в великане.

Цвет. С Дьяволом прочно связывается черный и красный цвет.

Чернота Дьявола естественно ассоциируется с Тьмой. Что значит для нас Тьма, в этой работе рассмотрено отдельно. Ну а в обывательском сознании данный цвет символизирует смерть, уничтожение, дым, пепелище, ужасы ночи. Христианская традиция в явном виде приписывает Дьяволу черный цвет уже с "Послания Варнавы" (около 118 г).

Краснота Дьявола в демонографии вероятно производна от красного цвета губительного пламени преисподней. Вообще этот цвет обычно ассоциируется с пламенем и кровью, т.е. энергией и жизненной силой.

Использование черного и красного цветов в иконографии темных богов идет с древности. Черный - обычный геральдический цвет хтонических сил. Красный использовался последователями Сета, это был цвет пустыни, в отличие от черной почвы речной долины.

Иногда Дьявол изображался бледным, благодаря его ассоциации со смертью и удаленной от Солнца преисподней. Изредка Сатана изображался в виде ангела в синих одеждах5, этот цвет здесь символизирует стихию Воздуха (кроме того, по мнению неоплатоников, это цвет демонов "низшего воздуха"). Интересно, что на Востоке синий цвет глаз считался признаком злобы, а также необыкновенной зоркости.

Пример из лирики:
Сердца у них - кремень, в чертах лица - уныние,
Рты перекошены, глаза от злобы синие.
- Аль-Маарри

Совсем редко Дьявол облачается в зеленые одежды, поскольку он - охотник за душами, а охотничья одежда в Европе традиционно зеленого цвета. Кроме того, Зеленый Человек - типичное кельтское и германское божество плодородия.

Хищные черты: когти, клыки и т.д. На этом мы не будем задерживаться долго. Очевидно, что они означают силу и агрессию.

Крылья - это древний символ божественной власти, который имели на своих плечах многие месопотамские божества, а оттуда они перешли на плечи многих персонажей западной части Восточного полушария. Окрыленными были не только благодетельствующие чел-овечеству божества, но и демоны. Таковыми предстают перед нами и Пазузу, и Лилит, и Хару. Крылья мы находим и среди достоинств дьяволов более поздних эпох. Но в отличие от серафимов с херувимами у них часто встречаются перепончатые крылья, но и пернатые не редки. А вот на востоке Евразии, как боги, так и демоны, и даже драконы обычно бескрылы. Видимо, сила духа позволяет им левитировать и не опираясь на воздух.

Отметим, что приблизительно до XII века Сатана обычно изображается со стандартными ангельскими крыльями, а позже - с перепончатыми, как у летучих мышей.

Рога являются древним символом могущества и плодородия. И хотя в животном мире рога украшают только травоядных, но для символа это не имеет значения.

Рогами украшали и украшают себя шаманы еще с каменного века, о чем свидетельствуют образцы пещерной живописи. Очень популярны были рога на минойском Крите, там их ставили и рисовали, где только могли, а символом острова был Минотавр - гибрид быка с человеком. Первые рога, скорее всего, были списаны именно с быка, как самого грозного представителя рогатой братии. Но затем пришло и разнообразие. Так Пан, о котором мы уже писали, был счастливым обладателем козлиных рожек. У кельтского же бога Цернунна были оленьи рога.

Рога всевозможных фасонов украшали обычно и голову Дьявола, а также драконов. Причем, количество также не страдало однообразием. Они могли составлять целую корону. Впрочем, наиболее закрепился именно двурогий образ, так как архетипически именно он соответствовал Пану и другим богам плодородия. Рога в Европе так прочно ассоциировались с Дьяволом, что следователи по делам ведь считали состоятельными такие вот "логические цепочки": "Если женщина носит колпак, то она ведьма, т.к. колпак - это острие, острие - это рог, а рог - это Сатана".

В вопросе рогов с Европой солидарен и Восток. Китайские демоны тоже с удовольствием носят это украшение. А популярный на Тибете бог смерти Яма вовсе невообразим без рогов, так как имеет бычью голову, т.е. практически является минотавром.

А вот в среде американских богов рога были не модны. Видимо из-за того, что не было под рукой солидного рогатого образца в зверином царстве. Обильные стада бизонов на этом континенте пожирали траву гораздо севернее областей цивилизации.

Стоит также упомянуть, что рог - это еще и фаллический символ, после чего можно перейти к итифалличности Дьявола.

Итифалличность, т.е. гордо выставленный напоказ эрегированный половой орган, характерная деталь портрета богов, патронирующих плодородие. А ассоциация Дьявола с преисподней связывает его как со смертью, так и с плодородием. Эти два аспекта вообще прочно спаяны на уровне архетипов.

Судя по изображениям, не страдал комплексами и Пазузу. На Индостане достоинство Шивы было окружено почитанием, сравнимым разве что с благоговением, которым христиане окружают крест. Кстати, в дохристианской Европе это был столь же популярный мотив. Итифалличным был Пан - самый щедрый (в смысле экстерьера) донор средневекового Сатаны. У его ипостаси, Приапа (который когда-то был отдельным божеством), вздыбленный фаллос вообще был центром внимания. Гермес, тоже античный родич Сатаны по многим граням архетипа, также был фаллическим. Для передачи его образа достаточно было обозначить всего два элемента - голову и фаллос. Такие скульптурные изображения в классическую древность стояли на страже едва ли не каждой входной двери.

Как показала Маргарет Мюррей, культы плодородия, включающие рогатого бога фаллические ритуалы, экстатические танцы, распространились по всей Европе во времена палеолита и пережили рождение христианства; и если под обвинениями ведьм и была какая-то почва, то это было связано именно с такими культами.

Христианские демонологи проявляли пристальное внимание к сексуальной жизни Дьявола. Озабоченность давших обет безбрачия священников прелестями секса была ненасытной, а фантазия изощренной. Вот как описывается сатанинский пенис на одном из процессов де Ланкра, известного следователя по делам ведьм: "Он был обычно извилистым, остроконечным и змееподобным, сделанным иногда наполовину из железа и наполовину из плоти, в другое время - полностью из рога, и обычно расщепленный наподобие языка змеи, как правило, он одновременно занимался совокуплением и педерастией, причем иногда третий отросток достигал рта любовника". В описание же шабашей и "черных месс" вкладывалась творческой фантазии не меньше, чем в жизнеописания святых. Правда, получалось столь же однообразно. А изображалось с еще худшим качеством.

Совершенно другое дело - тантрические картины. Персонажи, многие из которых имеют очень даже демоническую внешность, изображаются в сексуальном акте со всеми натуралистическими подробностями. Очень часто в таком амплуа изображаются Яма и Ями - парочка богов смерти в ламаистском и индуистском пантеонах. Это великолепная оргия на спине у быка, который и сам в это время не скучает, а спаривается с попавшей под него женщиной.

Андрогинность. Продолжая тему пола, нужно упомянуть о таком свойстве-символе, как андрогинность, которое часто подчеркивается в Сатане. Семантика андрогина или гермафродита такова: этим символом обозначается единство, целостность, слияние противоположностей. Эту особенность с Сатаной делит еще множество персонажей из разных пантеонов и религий. Также он означает первоначало. В разных мифологических системах первобоги были гермафродитами. Так египетский бог Ра совокупился сам с собою и породил все остальное. Андрогином был Зерван, иранский бог беспредельного Времени.

В иконографии это свойство можно отобразить многими способами:

Во-первых, можно предусмотреть смену пола и тела по собственному желанию. Так, согласно демонологии, инкубы и суккубы - одни и те же демоны, только в разной роли и обличье.

Другой способ - объединение признаков обеих полов в одном теле. Так в некоторых иконографических типажах Дьявола он представлен явно мужской фигурой, но украшенной женской грудью ("бог ведьм" Элиафаса Леви).

Третий вариант - симметричное сочетание признаков пола (правая сторона тела - одного пола, левая - другого). Таков облик алхимического андрогина. Есть аналогичные изображения Шивы; например, на одном из барельефов о-ва Элефанта.

И, наконец, разнополые символы могут быть разнесены в два разных тела. Тогда мы имеет двух разнополых близнецов, таких, как Яма и Ями, либо просто бога и его шакти, слитых в яб-юм (тантрическом половом акте).

Многоликость. Нередко Сатану изображают не с одним лицом. Данте дал Люциферу три лица, смотрящие в разные стороны на одной голове. Объяснялось это аналогией с христианской троицей, Дьявол, мол, "обезьяна бога" и тоже должен иметь три лица.

Такое тринитарное изображение Сатаны гораздо старше и Данте, и Джотто, который дал ему место в одной своей фреске: Сатану писали так уже в XI веке. Более того: еще в апокрифическом евангелии от Никодима, памятнике VI века, упоминается "трехглавый" Вельзевул.

Еще древнее ассоциация триединых божеств с подземным миром. Геката имела не то чтобы три головы, а вообще три тела. Изображалась это, как три сиамских близнеца, сросшихся спинами.

Трехликость символизировала триаду во всех ее проявлениях: прошлое - настоящее - будущее, творение - поддержание - разрушение, небо - земля - преисподняя... Встречалось и такие такое толкования: три аспекта луны и лунная власть над элементами; море - земля - небо (такова была семантика трезубца Посейдона).

Гекату, как мы сказали, изображали с тремя телами. Но гораздо легче вообразить три лица на разных сторонах головы, как у дантевского Люцифера. Мы уже указывали на сходство его с гигантским бюстом Шивы Махешварамурти, торчащим из монолитной скалы в пещерном храме на острове Элефанты. Вообще, в индуизме многоликость была привилегией Брахмы (правда у того четыре лице, символизирующие направления), а тут Шива претендует на это свойство. Трехликими было немалое количество из многочисленных тибетских дьяволообразных богов.

Другое художественное решение - не перегружать одну несчастную голову тремя мордами, а разориться на три полноценные головы над плечами. Ну как тут не вспомнить про трехглавых драконов, включая отечественного Змея Горыныча?!

Иногда иконографы уже не могли остановиться и наделяли свои творения целой гроздью голов. Тут уже, конечно, семантика триады неприменима, остается просто символ неимоверного могущества и хаоса.

Более скромный символ триады на организме - трехглазость6. Таковы практически все персонажи буддийской иконографии. Прежде всего - уже знакомые нам ламаистские боги. У будд и бодхисаттв других регионов это, зачастую, символичная точка на лбу - тилак. А у тибетских монстров - полноценный, широко раскрытый глаз. Третий глаз еще сам по себе символ особой мудрости и орудие божественного зрения, не подвластного ни времени, ни пространству, проницающему стены, читающее мысли людей. А также испепеляющее оружие, как у Шивы. Кстати, из индуистских богов такой глаз активно использует только облюбованный нами Шива. Намекая этим на более близкое родство с коренным тибетско-индостанским пантеоном, чем с привнесенным арийским.

Другой способ - воплотить символ тройственности не в организме, а в каком-нибудь внешнем атрибуте. Таков трезубец - излюбленное оружие Сатаны. Дьявольские "вилы" отчасти производны от древнего трезубца Посейдона или Шивы, отчасти - от символов смерти (таких, как молот Хару). Христианами он воспринимался, как орудие, используемое в Аду для мучения проклятых. До XVII века православным монахам запрещалось пользоваться вилкой из за сходства ее с трезубцем.
Еще одно проявление многоликости характерно почти исключительно для иконографии Сатаны. Т.е. аналоги этой детали отыскать непросто. Речь идет о дополнительных лицах, открывающихся в самых неожиданных местах: на животе, груди, паху, спине, крупе, на сгибах конечностей... Что это значит? Какие могут быть аналогии? Аналогии находятся в чудовищах, олицетворяющих Хаос и существовавших раньше самого Космоса, таких, как шумерская Тиамат. По классическому описанию Тиамат нечто вроде многоголового дракона или гидры. Но часто воплощения хаоса представляются, как нечто аморфное и зубастое, пожирающее многочисленными ртами все попадающее на пути. Что-то вроде роя лангольеров. Словом, как неумеренная многоголовость, так и лики на нестандартных местах - это символ Хаоса.

И еще несколько мелких признаков:

Язык. Иногда попадаются изображения Дьявола, на которых он изображен с высунутым языком. Причем не с раздвоенным языком змеи, а с вполне обычным, человеческим. Тут трудно однозначно определить смысл этого штриха. Обычно в этом видят хищный, вампирический жест, иногда - эротический. Так или иначе, этот элемент нередко встречается в иконографии темных языческих богов. С высунутым языком постоянно изображается очаровательная шакти Шивы - Кали. Но тут с семантикой было все определено - в Индии высунутый язык был символом Раджа-гуны7. Бог солнца - Танатиу показывает язык со знаменитого ацтекского календарного камня (Как ни парадоксально, но в контексте ацтекской религии данный солярный бог скорее относится к клану темных богов). И другие его изображения не упускают эту деталь, как и изображения некоторых других богов. Одна деталь: высунутый язык Танатиу мог восприниматься, как кремневый или обсидиановый клинок, применяемый при жертвоприношениях - кормлении Солнца кровью. На эту мысль наталкивают сувениры, изготовленные из настоящих черепов, с такими клинками, вставленными между челюстями. Таким образом, в данном случае это вампирический символ. Постоянно "дразнятся" и полинезийские кумиры.

Хромота. Иногда портрет (или медицинская карточка) Дьявола наделялся таким физическим недостатком, как хромота. На поверхности тут, конечно же, лежит параллель с хромым Гефестом (Вулканом). Тем более что это не единственная параллель между ними. И причина этой детали, перенесенная с Гефеста, христиан более чем устраивала: у Гефеста это последствия травмы, полученной, когда раздраженный Зевс схватил того за ногу, отправил в неуправляемый полет к земле. При таких же обстоятельствах, мол, охромел и Сатана, штурмуя цитадель "небесного владыки". Но с другой стороны, подобные мелкие увечья символизируют тяжелый опыт, превышающий обывательские возможности. Носитель этого символа в драматургии - "человек со шрамом", много повидавший, много испытавший, черт знает, где побывавший и непонятно вообще, кто такой, может бандит какой-нибудь. Или одноглазый (одноногий) пират... Причем иногда это расплата за конкретную цель или следы суровой инициации. Тут можно вспомнить Одина, отдавшего глаз за мудрость и магию. Ну и, наконец, полное совпадение: месоамериканский бог Тескатлипока (примерно так его имя звучит на науа, майя же называют его Хурокан), персонифицирующий в этой части света архетип Сатаны, одноног. И то созвездие, что в Старом Свете считают ковшом Большой Медведицы, индейцы видели, как одноногую фигуру Тескатлипоки-Хурокана (кстати, майяский вариант этого имени стал интернациональным словом - "ураган").

К стыду европейской иконографии, в том числе и изображающей Дьявола, нужно заметить, что фигуры там обычно получаются статические, "торжественно напряженные", напоминающие застывшие статуи. Причем это отгостится как к карикатурам, так и к изображениям, выполненным "с любовью". Статуи, используемые католиками, ничем не лучше в этом отношении. Статичность христианского искусства наглядно подчеркивает соответствие его архетипу Deus'а. Причем на Руси, к примеру, существовал иконописный канон, отход от которого отнюдь не приветствовался. Таким образом, апологетами Deus'а запрещались развитие и творчество.

Конечно, есть и совсем иные образцы, например, многие гравюры Доре весьма динамичны, но это скорее удачные эпизоды, и уже XIX век. Интересно также сравнить изображения Сатаны и божьих ангелов, когда они изображены вместе. Ранние поделки, когда художники еще не владели техникой изображения динамики, мы не рассматриваем, там статичны все фигуры. Но если посмотреть, к примеру, на картину У. Блейка "Сатана перед престолом бога" (1820), то все персонажи там строго статичны, сидят они или висят в воздухе; сам же Сатана изображен бегущим и вообще очень динамичен. Обратите внимание: он обращается к Яхве, пробегая мимо его трона. Ну ни капли почтения...

Выгодно отличаются от этого восточные изображения богов и демонов.

Кроме того, на востоке не никогда не рисовали карикатур на темные силы. Во многом благодаря этому здесь мы имеем устоявшиеся образы и можем говорить о внешности наших героев более конкретно.

Начнем очерк по восточной демонографии с Индостана и, конечно, с самого могучего персонажа - Шивы. Его иконография достаточно богата, хоть и устоялась издавна. Мы, пожалуй, опустим "мирные" сюжеты, где он показан не за исполнением своих божественных функций. Основная же его функция - разрушение - обычно запечатляется в танце. В этом есть очевидный смысл: чем, как не танцем, лучше всего визуализуется идея развития и изменения? Разумеется, эту же идею прекрасно передает бег или полет. И эти элементы, конечно же, применяются в иконографии темных персонажей. Бегущим изображался Гермес (у него же были знаменитые крылатые сандалии). А уж летящих демонов художественная традиция насоздавала всевозможных фасонов. Ну а чтобы развеселиться, попробуйте представить себе спринтующих Христа или Будду. Да и в полете светлые персонажи выглядят не несущимися на крыльях, а висящими, перемещающимися как бы подвешенными на лонже (подстраховке сверху).

Шива в образе Повелителя Танца - Натараджа - изящно танцует, вытягивая ножку на поверженном демоне невежества в огненном кольце. Огонь - также символ движения, ну а демон невежества лишний раз подчеркивает антипатии темного архетипа. Обычно в этом амплуа Шива изображался четырехруким. Две кисти изображаются в мудрах (жестах) "действие" и "покровительство", на третьей ладони пылает пламя, а в четвертой находится дамара, маленький барабанчик, издающий ритм Вселенной. Впрочем, допустимы некоторые вариации: так, иногда в лапах Натараджи находят место и для тришулы, трезубца изящной формы. О символизме трезубца мы уже говорили, дополнительно только упомянем, что в рамках индийской культуры имеется еще одна устоявшаяся триада - это три гуны.

Не менее популярен и чуть менее динамичный облик Шивы. Он лишь слегка пританцовывает, но зато богаче экипирован. Тут появляется и шлем, и палица, и лук. Лук - это еще одно излюбленное оружие Шивы, по нему его даже называют Пинакин, т.е. лучник. Чтобы удержать все эти атрибуты, предусматривается побольше верхних конечностей, так что фигура напоминает паука.

Другое амплуа Шивы - сидящий в медитации нагой аскет, покрытый пеплом от кремированных трупов.

Теперь поговорим об атрибутах: На голове у Шивы либо классический индийский шлем, либо просто пышная шевелюра, фильтрующая Ганг (эта речка имеет исток на Небе и, чтобы мощный поток, падая на землю, не вызвал на ней катаклизмов, Шива ловит его головой8). Череп у него, как и у Будды, имеет "второй этаж" (мозгов очень много). Шлем или просто прическа украшены черепом и изображением полумесяца. На лбу у Шивы урна - третий глаз, а по сторонам от него - горизонтальные полосы. Шиваиты, подражая своему патрону, наносили на лоб подобный make-up, отличаясь таким образом от вишнуитов, у которых была одна изви... вертикальная полоска или две, идущие рядом. Шея у Шивы, как мы помним, посиневшая от яда. Его еще называют Нилакантха - синегорлый. Это тот же символ, что и шрам или хромота. На шею галстуком намотана кобра (по меньшей мере одна). Иногда обвитыми змеями изображают его торс, руки, трезубец; змеи используются как пояс, браслеты, ленты. На груди - обычная для Индии гирлянда (иногда ее изображают составленной из черепов, не напрасно ведь еще одно его прозвище - Капалин - "украшенный черепами") или столь же популярная там портупея. На бедрах - тигровая шкура, символ побед... и дикости. Прошлого хозяина этой шкуры, т.е. тигра, на Шиву напустили его недоброжелатели. Эта одежда идет ему гораздо больше, чем обычная шелковая повязка, также часто изображаемая.

Ездовым животным ему служит бык Нанди. Еще рядом может увиваться гигантский змей Шеша, участвующий иногда в танце Шивы, когда удается урвать досуг на службе у Вишну.

Свиту Шиве составляли представители малой демонологии: веталы - духи, обитающие на кладбищах и вселяющиеся в мертвецов, превращая их в вампиров; бхуты - оборотни, кормящиеся человеческим мясом, тоже на кладбищах; пишачи - проклятые души питаров (предков) - этот народ составляет свиту Шивы. Есть забавный литературный памятник - "Повесть о ветале и царе Тривикрамасене" - где ветала выступает в роли рассказчика, развлекающего человека сказками, конечно в несколько иной обстановке, чем это делала Шахеризада.

Часто Шива показывался в компании со своей Шакти, Парвати или Умой, но мы договорились не касаться идиллических сцен. Шакти Шивы сама по себе могучий персонаж в образе Кали и Дурги, не нуждающийся в поддержке, а в компании со своим супругом она появлялась только в мирном облике.

Обличье Кали, пожалуй, даже более зловещее, чем у Шивы. Иногда она изображалась как страшная зубастая старуха, но чаще - очень даже симпатичной. Ее имя означает не только время, но и черный цвет. Однако для лучшей проработки деталей на рисунке он обычно подменяется на синий. Резкий взгляд. Высунутый язык между вампирскими клыками. Аксессуарами ей служат человечьи останки: гирлянда из отрезанных голов, юбка из отрезанных рук... Многочисленные руки щетинятся оружием: прежде всего, бросается в глаза непальский тесак памдао очень характерной формы с глазом на лезвии, встречается и обычная индийская сабля с тяжелой гардой, щит, а в одной из рук - отрубленная голова.
Другой образ, Дурга, еще больше кишит оружием. Это собственная мифологическая линия, но сливающаяся с Кали. Миф повествует о том, что объявился вредный асура по имени Махиша, который мог становиться невидимым, но только не для женских глаз. Пользуясь этим преимуществом, он "обидел" практически весь пантеон. Из коллективного возмущения богов и родилась Дурга, для которой Махиша не был невидимкой. Ободренные этим боги экипировали ее по полной программе - отдали все свое оружие. И, конечно, ее миссия по вздрючиванию Махиши была успешна. Поскольку боги свалили на Дургу все свое оружие, тут и трезубец Шивы, и чакра Вишну, и лук, и дубина, и ножик... А еще при ней вьется лев.

Что касается асуров, то они были демонизированы благородно, т.е. в их образ не примешаны черты, призванные внушать отвращение. Их отличают только такие штрихи, как клыки и резкий взгляд. Отвращение в коктейле с ужасом внушают другие персонажи арийской мифологии - ракшасы. В отличие от асуров, соперничающих с богами, ракшасы ориентированы третировать людей. А.Н. Афанасьев так пишет о них: "Ракшасы - исполины со щетинистыми волосами, открытыми пастями и острыми, выдающимися вперед зубами, признавались за страшных людоедов... схватывая несчастную жертву, они увлекают ее в воздушные пространства, разрезают ей брюхо и упиваются кровью, а после этого пиршества предаются пляскам...".

Если темные образы индуизма имеют очевидную специфику, в их портрете европеец разглядит родного Дьявола лишь с натягом - не хватает некоторых существенных деталей, то в китайских бесах не узнать обитателей преисподней трудно.

В древнем пласте китайской мифологии мы находим легенду о Чию. Его история поразительно напоминает сюжетом миф о восстании Люцифера. Он тоже восстал против небесного владыки Хуан-ди, решившего наехать на Чию и его братьев. Небесный пахан долго не мог справиться с Чию, но добился этого, наконец, по одной из версий с помощью нанятого дракона. Кто-то из его братьев успел удрать, а самого Чию разорвало на части - туловище и конечности стали новыми горами, а голова - самостоятельным чудовищем.

Юань Кэ дает такое описание: "У Чию было восемьдесят один или семьдесят два брата9, каждый из них был страшен и необычен, имел медную голову с железным лбом, звериное тело, коровьи копыта, четыре глаза и шесть рук, все братья умели говорить по-человечьи. Сам же Чию... имел человечье тело, коровьи копыта, четыре глаза и шесть рук. Рассказывают также, что на голове у Чию рос крепкий и острый рог, а когда волосы за ушами вставали торчком, они напоминали мечи и трезубцы... Удивителен не только внешний вид Чию, еще удивительнее то, чем он питался. Его обычной пищей были песок, камни и куски железа... Кроме того, он был наделен... божественной силой, намного превосходящей силы людей".

Примечательно то, что Чию и вся это история описывается без открытой неприязни к нему, а скорее даже наоборот, со скрытой симпатией.

Изображения демонов в китайском искусстве просто очаровательны. И это несмотря на простоту - например, графика с помощью одних силуэтов, но с крайне сложными контурами. Все дело в позах, удачно передающих неистовое движение и энергию. А это должно бы быть крайне важно для визуализации такой динамичной силы, как Сатана.

Экспрессивные позы, когти веером, рога, поднимающиеся над головой как перископы, плечи, охваченные пламенем... Как все это разительно отличается от живописи гор и вод, воспевающей покой. Дело в том, что эти пейзажи действительно несут в себе идею покоя, нирваны (букв. "угасание"), а веселые демоны, соответственно, изображают собой сансару, а это
Мир - наводнение,
                 лава движения,
                                 вал бытия.
Пенится сущая,
            слезы несущая,
                       радость взметнувшая
                                           Жизни струя.

- Р.Тагор, пер. З.Миркиной

Позднейшая китайская демонология была изуродована влиянием буддизма и конфуцианства. Буддисты уготовили демонам место на колесе перерождений. Их роль - "воспитывать" негодяев при их временном пребывании в аду перед следующим воплощением. Конфуцианство же навязало адскому департаменту свою строгую административную структуру. У владыки ада, Янь-Вана, была стража, состоящая из бесов (гуй), у которых были командиры (гуй-ваны), когорта всевозможных чиновников, судья - Пань-гуань под которым был обожествлен ученый Цуй Цзюэ (VII в.). Причем, такой персонаж, как Пань-гуань, был уже не демоном, а как бы их укротителем, поддерживающим дисциплину в среде склонной к хулиганству нечисти.

Примечание: на иллюстрации в центре изображен Пань-гуань, а по краям - варианты изображений Чию. По идее эти персонажи не должны изображаться вместе, но нам хотелось показать и тех, и этих.
И, наконец, кульминацию демонографии мы находим в Бриллиантовой Колеснице (ваджраяна) - ламаизме.

Кроткий и мирный буддизм на Тибете буквально осатанел, ассимилировав в себя страшных персонажей древней религии бон (весьма развитого шаманизма). Тибетские мистики, принимая буддизм, не в силах были отказаться и от прекрасно сформировавшихся демонических образов. Они были небрежно посвящены в бодхисаттвы и даже будды, как Яма, и получили должность дхармапалов (защитников закона) или драгшедов (палачей). А их ужасные черты - это уже символы непримиримости ко злу.

Вот и получилось добро
С большими "...кулаками,
С хвостом и острыми рогами,
С копытами и с бородой".
- Д. Багрецов

Таким образом развитый демонизм удалось сохранить, даже не сильно деформировав.

Об их облике можно судить по тибетским и монгольским иконам. И что же мы видим на них? Многоликих и многоруких оскалившихся чудовищ, галопирующих на разъяренных драконах, львах или буйволах, подминая под себя снопы поверженные тел, либо танцующих на них. Они изображаются либо нагими, что символизирует свободу, либо в доспехах, символе крепости и несокрушимости. В многочисленных дланях они держат оружие: арканы, луки со стрелами, мечи, трезубцы, а также другие эффектные артефакты: жезл из скелета, капалу (чашу из черепа), в которой пенится кровь.
Из прочих атрибутов можно отметить полноценный третий глаз, колесо закона на огромном пузе, корону, составленную из пяти черепов, волочащуюся по земле перевязь с нанизанными на нее мертвыми головами, накидку из содранной кожи. Другие модные украшения этих очаровательных персонажей: пучки вырванных глаз, серьги из вздыбленных тел, кровоточащие сердца, оторванные руки, ноги, головы, изо рта иногда свешивается застрявший в зубах трупик... Причем эти останки явно человеческие - видимо, недолюбливают этот род такие бодхисаттвы. Это олицетворения человеческих пороков - как поясняют ламы.

Как и у китайских демонов, у них очень динамичные позы, неистовство развевающиеся волосы, высунутые языки. Ландшафтом под копытом часто служит кладбище, где стервятники разрывают могилы и терзают трупы, а общим фоном - неистовствующее пламя. Самый могучий персонаж этого рода - бог смерти Яма, изображаемый то в одиночку, то с сестрой-близнецом Ями, он пляшет на буйволе, который соединяется с женщиной. Каждый жест и атрибут, каждая иконографическая деталь - цвет, пропорции тела, число голов и т.д. - имеет свой смысл. Часто тантрические боги изображаются в паре со своей шакти, сплетенные в самых откровенных позах.

Другой род портретов подобных существ - маски для мистерии цам. Особо эффектны маски Джамсарана и Чойджала. Первый - патрон войны - эффектная красная рожа, украшенная клыками, тремя выпученными глазами, модным венцом из пяти черепов. Второй - почти что калька с Ямы, синий трехглазый минотавр с рогами, охваченными пламенем.

Таким образом, в культуре Востока в связи с особенностями миропознания (восприятие целиком без препарирования) иконография Дьявола в древности была более адекватной, чем христианская, несмотря на отсутствие непосредственной персонификации архетипа Сатаны. Но вследствие этих же различий европейский взгляд развивался, а восточный - застыл на месте. Интересно, как сейчас выглядел бы наиболее соответствующий современности портрет Дьявола?

А.А. Осипов в своем "Откровенном разговоре с верующими и неверующими" пишет: "Меня коробило, когда в [православной] академии на "ученых советах" разбирались кандидатские диссертации вроде "работы" "О злых духах", где, к примеру, говорилось, что сатана является и поныне, но без рогов и копыт, а в виде красивого голого мужчины с бронзовым лицом и телом (диссертация Миронова)".

Не будем утверждать, что Сатана являлся диссертанту в образе киборга. Однако, если вспомнить современное противодействие науке (клонирование, евгеника, "генетически измененные продукты", движение за запрет абортов и сексуального просвещения, креационизм, продвижение "закона божьего" в средние и высшие учебные заведения и т.д. и т.п.) со стороны верующих, причем как клира, так и рядовых прихожан, наиболее адекватным образом Сатаны будет его изображение за исследованиями в научной лаборатории. Впрочем, не забывайте, что "Дьявол коварен - он может явиться к нам просто в образе дьявола". © С.Е.Лец

Интересно, что в современном мире образ "врага человечества" дополнен в литературе, кино, компьютерных игрушках и т.д. еще и образами "жутких инопланетян". То есть опять - за априорное зло принимается то, что люди не понимают...

Источник