Поводом для этой статьи стали почти случайно прочтенные выдержки из нескольких статей последних лет с едва не паническими прогнозами относительно будущего белой расы. Судите сами:
«Financial Times»¹ (2005): «… поскольку коренное население Европы не рождает достаточного количества детей, то за 40 лет (начиная с 2010 года) доля представителей монголоидной и негроидной рас в романской Европе будет составлять 20—25 % населения. Еще 20—25 % населения составят представители смеси этих двух рас с европеоидной. Таким образом, эпоха с 2010 по 2050 годы может поставить чистый европеоидный генотип на грань вымирания».
«Телеграф» (Рига)² (2005): «Планомерно снижающаяся на протяжении последних тридцати лет рождаемость в Европе сегодня достигла того уровня, после которого, по уверенияманалитиков, начнется необратимая реакция — европеоидный генотип навсегда исчезнет с лица Земли, а европейский континент станет самым незаселенным в мире. Эксперты ООН напоминают, что в 1900 году каждый четвертый человек на планете (24,7%) жил в Европе. Сегодня же население Европы составляет чуть более 10% мирового, а к 2025 году этот показатель уменьшится до 7%».
«Associated Press»³ (2008): «Ожидается, что в странах ЕС смертность превысит рождаемость, начиная с 2015 года. Таким образом, согласно отчету ЕС, в этот период миграция станет единственным источником роста населения…. Евростат призвал правительства разработать дополнительные меры для стабилизации демографической ситуации в регионе».
Обычно относясь с недоверием к журналистским интерпретациям фактов, я заглянула в официальные таблицы по народонаселению.
Согласно данным http: //www. prb. org, к 2050 году Индия, Китай и африканские страны будут наиболее густонаселенными областями на планете. При прогнозируемой общей численности населения Земли в 9,3 млрд. человек, на их долю придется 55% от всей популяции: 15% — Китай, 19% — Индия, 31% — Африка (и арабская, и «черная»). При этом не надо забывать, что, кроме азиатских гигантов, есть еще стремительно растущие Индонезия, Пакистан, Афганистан и длинный ряд других, меньших по размеру, стран. На их долю придется еще около 20% (не считая ряда богатых стран Азии, вроде Японии, Израиля, ОАЭ).
Из перечисленных азиатских стран на крайне нестабильные регионы, типа Афганистана и Пакистана, придется никак не менее 4,5% от общего числа жителей планеты. А если мы вспомним, что сегодня в Индии идет рост национального сознания, сопровождающийся религиозной радикализацией, то мы получаем еще один колоссальных размеров потенциально взрывоопасный очаг в Азии — регион с более чем полуторамиллиардным населением, вступившим в фазу «пассионарности».
Кроме Старого света, есть Латинская Америка, тоже с преимущественно «не белым» населением (и тоже не очень богатая), на которую придется в совокупности 13,4% от всех жителей Земли. Наконец, в США (третьей по численности стране мира), где должно будет проживать около 438 млн., доля «цветного» населения достигнет почти 50%! Да и в самой Европе при сохраняющихся тенденциях воспроизводства коренного населения доля «белых» европейцев продолжит стремительно падать, в особенности если учесть иммиграцию из бедных и нестабильных стран.
Итак, из приведенных фактов становится достаточно очевидно, что европеоиды, в прежнем значении этого понятия, будут медленно и неуклонно терять влияние и на своем собственном континенте, и в мире в целом. Состав планетарных лидеров в XXI веке станет совершенно иным, ибо меньшинство в несколько процентов чисто физически не способно играть роль лидера.
Поэтому накануне сошествия «белого человека» с мировой исторической сцены самое время попытаться хоть самым поверхностным образом проанализировать, каковы могут быть следствия этого «сошествия». Чисто физический облик человечества — то есть степень раскосости глаз или цвет кожи — имеет, скорее всего, второстепенное значение для будущего планеты, поэтому этот аспект проблемы мы просто оставим в стороне.
Первое и очевидное следствие — слишком стремительное изменение «баланса культур» на планете. Помимо того, что этот процесс очень многие воспримут тяжело психологически, он чреват и неожиданными конфликтами — да и вообще непредсказуемыми событиями, — поскольку резко изменившиеся пропорции этносов и культурных ареалов могут нарушить веками сложившиеся «настройки». Но самое главное — будет очень быстро меняться этнический и культурный состав целого ряда ключевых регионов. Я имею в виду в первую очередь Европу и США. Но если Штаты имеют исторический иммунитет к конфликтам, связанным с иммиграционными потоками в эту страну, то Европу ждут во всех отношениях тяжелые времена. Они, собственно, уже наступили — но процесс только начался. В самом по себе этническом изменении, которое мы наблюдаем сегодня, нет ничего катастрофического и уникального — в конечном итоге, это происходило в Европе много раз за ее историю. Но невероятно высокая скорость этих перемен при нарастающих глобальных угрозах может серьезно дестабилизировать даже этот, столь на сегодняшний день благополучный, континент.
Одна из причин дестабилизации — заложенная в каждом человеке агрессия по отношению к чужакам, которая обостряется в условиях нехватки ресурсов. Другая причина — чувство унижения у «чужаков» от дискриминации по отношению к ним со стороны «коренного» населения. (Одно из наиболее безвредных следствий этого чувства унижения мы все наблюдали три года назад в Париже.) И это лишь два стимула для конфликтов из многих возможных. Последние же будут тем острее и чаще, чем стремительнее будет идти изменение этнокультурного состава Европы, с одной стороны, и чем опаснее будут казаться экономические, экологические и террористические угрозы — с другой.
Впрочем, многое будет зависеть от того, кто именно, кроме коренных европейцев, будет задавать тон в Европе: радикалы-исламисты, терпимые китайцы, все еще относительно терпимые индусы (а эмигрировать в Европу будет, конечно же, не самая национально озабоченная часть индийского народа), нищие африканцы и их потомки или еще какие-то, пока мною не угадываемые, группы.
Второе следствие — выпадение одного из крупных и важных элементов из мировой культурной мозаики и снижение культурного разнообразия.
Каждая культура имеет свою специфику, свой «голос». И каждый голос важен для поддержания стабильности мира в целом — точно так же, как биологическое разнообразие биосферы необходимо для ее нормального существования. Резкое обеднение как биосферы, так и «культуросферы» (чтобы не повторять несколько заезженное «ноосфера»), ведет к распадению имеющихся связей и обрушению всей системы в целом, в лучшем случае, к переводу ее из состояния самоподдержания в состояние, зависимое от внешнего («ручного») управления. «Ручное управление» применительно к живой природе — это искусственные экосистемы, вроде городских скверов или сельхозугодий, которые исчезают или коренным образом изменяются без постоянного вмешательства человека. В человеческом же обществе это тоталитарные государства (или тоталитарные надгосударственные образования, которые вполне возможны в будущем). Европейская, так же как индийская, китайская, арабская культуры, представляет собой крупный системообразующий элемент «культуросферы» планеты. Она имеет свои специфические черты, «видовые признаки», которые волею судьбы оказались такого свойства, что долгое время позволяли европейской культуре быть (или казаться) едва ли не самой успешной на земле.
Особенность европейского мира всегда была в его «индивидуалистичности» и «эсхатологичности». «Эсхатологичность» я здесь понимаю как всякую устремленность к цели, лежащей за горизонтом повседневности, искание «истины», неважно какой — религиозной, научной, художественной. Активный поиск — в отличие от созерцательного поиска Востока — есть стержень европейской культуры. И в Европе он всегда шел посредством личности — свободной и самодеятельной. Именно поэтому приоритет прав личности, ее защита от посягательств со стороны всякого коллектива есть также неотъемлемая часть культуры Европы в широком смысле.
Но именно эта специфика сегодня сыграла с Европой злую шутку. Увы, свобода личности, понятая современной Европой как свобода от ответственности, оборачивается ныне планетарными катаклизмами. Ведь именно европейская равнодушная толерантность, этот «продукт» либерализма, дозволила сверхпотребление и поощряла безграничный гедонизм — поскольку такова, по ее мнению, «свобода». Но сегодня абсолютно очевидно, к чему привело сверхпотребение и гедонизм — к порогу экологической катастрофы. Жертвенный же поиск ученых-подвижников породил всевозможные виды вооружения и опасные генно-инженерные эксперименты, грозящие изменениями самих основ жизни. И не надо забывать, что именно свободолюбивые европейцы некогда придумали рабство по расовому признаку, а в «прогрессивном» XX веке, начитавшись певца индивидуализма и свободы Ницше, построили страшный тоталитарный режим в самом центре Европы, который сто очков вперед даст любым восточным диктатурам. В современную же эпоху принцип индивидуальной свободы зачастую просто превращается в насмешку — в Европе процвела омерзительная порноиндустрия, в которой вместо индивидуальностей — лишь обезличенный «человеческий материал».
Тем временем молодые европейцы отказываются от деторождения в пользу карьеры и наслаждений. Ради личной свободы. Потому постепенное вымирание европеоида есть вполне логичное следствие индивидуалистских ценностей. Пусть и ложно понимаемых. Почти ничем неуравновешенная свобода личности закончилась банкротством целого континента.
Так может быть, и слава Богу? Так нам, белым людям, и надо? Раз «продали свое первородство», то есть променяли по доброй воле свой «Грааль» на чечевичную похлебку, так получайте теперь забвение и смерть!..
Но как бы то ни было, один из магистральных путей эволюции европейского мира шел в направлении расширения слоя независимо мыслящих людей. Слоя, который вскоре имеет все шансы сжаться до крохотной горстки людей. Вполне вероятно, что размеры популяции почти в 10 млрд. человек, скорее всего, как-то компенсируют некоторое обеднение гено- и «культурофонда», вызванное исчезновением европейцев. Да, и в странах Востока эволюция создала свои интеллектуальные вершины. Но есть одна тонкость: на Востоке по сравнению с Европой все-таки существенно меньше свободомыслия, «вольнодумства» (отчасти исключением является Индия, но, увы, упрощение ее культуры в последние десятилетия сильно настораживает…) Сегодня же, при многообразии и неожиданности цивилизационных вызовов, именно свобода в поиске и интеллектуальное дерзание — качества совершенно необходимые. Для того чтобы находить решения в нестандартных и новых ситуациях, нужно уметь вовремя забыть о традиции. Нужен известный волюнтаризм. Утрата волюнтаристского элемента, столь характерного именно для европейцев, на мой взгляд, достаточно опасна.
Если не возникнет идеологической преемственности (а пока никаких гарантий ее возникновения, на мой взгляд, не существует), с исчезновением европейцев как культурной и генетической единицы их основные ценности могут начать размываться. Европейская культура с ее индивидуализмом и отработанной процедурной демократией, с ее свободой и правами человека — пусть столь часто дурно реализуемыми — наконец, с ее дерзким «вольнодумством» в течение следующего столетия запросто может исчезнуть, поглощенная более жизнеспособной и активной культурой Востока. Восток я здесь понимаю в самом широком смысле — от Ближнего Востока до Китая (опять-таки за исключением Индии!). Все эти столь различные культурные миры объединяет одно — приоритет коллективных прав перед личными. Ничем не сбалансированные коллективистские ценности опасны не менее, чем неограниченные индивидуалистские. В особенности в условиях катастрофических угроз! Страх неуправляемого террора, голода, обостряющаяся нехватка пресной воды и обилие людей, проживающих в бедных и нестабильных районах — все это чрезвычайно благодатная почва для возникновения жестко авторитарных и деспотических форм правления. Логический предел «коллективизма» — мировая диктатура или, в лучшем случае, «оруэлловский мир» с противостоящими двумя-тремя сверхдержавами, внутри которых живут не люди, а человекоподобная масса. Логический предел индивидуализма — либо хаос бесконечных конфликтов, «война всех против всех», либо постепенное вымирание от «гедонизма». И только сочетание — пусть хотя бы в противостоянии, уж если не получается диалога — этих двух принципов мог бы удерживать хрупкий «баланс сил» на планете, предотвращая — тоже хотя бы до поры — ее срыв в одну из бездн.