Философы и душеведы всех времен и народов прекрасно осознавали факт тотальной связанности жизни и смерти, бытия и небытия, рождения и умирания. Подготавливаясь к торжественному мигу окончательного расставания со всем земным, люди учились усматривать проявления смерти во всем, как бы привыкая к мысли о законности и неотвратимости наступления момента прощания со всем привычным и радующим. Улавливая «малые смерти» повседневности, наблюдая за разбивающимися сосудами и затухающими кострами, провожая солнце на закате и встречая приближение зимы, человек воспринимал смерть как неотъемлемую составляющую Мирового Жизненного Процесса. Болезни и утеснения не страшили его более, ибо он постигал не на словах, но во внутреннем переживании, неизбежность ограничения существования всего, что живет. Перемены, кризисы, потери и несчастья — во всем учился человек наблюдать за дуновениями Танатоса, не впадая в уныние и не поддаваясь инфантильному желанию остановить мгновение и застыть на века, оставаясь неизменным и статичным.
Мало кто из нас задумывается над тем фундаментальным психологическим фактом, что подсознательный страх перед смертью является первичной основой всех душевных и морально-нравственных проблем человека. Только страх смерти принуждает нас накапливать без устали титулы и звания, стремиться к бессмысленному сгребанию тленных ценностей и сомнамбулически участвовать в совершенно дурацкой гонке к вершине пирамиды власти. Если поразмышлять над этим очевиднейшим из положений танатологии, то все так называемые смертные грехи людские, включая гордыню, в конечном счете коренятся именно в непрестанно бередящем наше бессознательное страхе смерти. Возможно, в каких-то ситуациях этот страх оказывается и полезным, к примеру, проявляясь в форме инстинкта самосохранения или стремления во что бы то ни стало продолжить свой род. Однако сегодня страх этот настолько гипертрофирован и раздут, что из стимула к развитию жизненных сил (та самая «щука в озере», необходимая для того, чтобы «карась не дремал») он превратился в проклятие рода человеческого. Люди твердо убеждены в том, что живут лишь единожды, хотя взгляд этот присущ лишь нашему веку. Люди стремятся всеми силами взять от текущей земной жизни все, что можно, не считаясь при этом ни с чем и ни с кем. В конце концов, человек никак не может отыскать желанное удовлетворение от жизни, так как постоянно снедаем страхом перед грядущим умиранием, словно в сердце его неотвратимо отсчитывает оставшиеся мгновения бытия мина с часовым механизмом.
Во все века нравственно-психологическая зрелость человека прежде всего оценивалась по спокойному отношению к неминуемой собственной гибели. Более того, в известном смысле земная жизнь рассматривалась и вовсе как планомерная и последовательная подготовка к будущему умиранию, которое понималось как экзамен и трамплин, выводящий человека к более высоким формам личностного существования. Практически все древние культуры отводили немалое место ритуалам и практикам многолетней психотехнической подготовки к предстоящему умиранию. Так что смерть прошедших такую подготовку людей никогда не настигала врасплох. Люди жили так, что в любое время были готовы проститься с привычным им порядком существования и пуститься в плавание по океану послесмертного бытия, в реальность какового веровали неотступно. Все это было связано с символикой родов и возрождения: прохождение через врата умирания воспринималось как торжественное событие, венчающее жизнь земную и открывающее врата нового качества бытия.
Вряд ли можно обвинить древних, таким образом рассматривавших смерть, в отсутствии интереса к жизни. Напротив, глубокое понимание священного значения смерти придавало их земным заботам и утехам совершенно иное звучание. Жизнь для них была наполнена вкусом неповторимости и ароматом прекраснейшей мимолетности! Как это ни парадоксально звучит, но именно существование в текущем здесь-и-сейчас приближало их к переживанию Вечности. Мы все привычно забываем о неизбежности смерти. Правда, никому еще из доселе живших избегнуть ее не удалось. Но ведь в Евангелии сказано: «Не знаете ни дня, ни часа».
Танатологи прошлого умели использовать смерть как советчика, как наставника, чуть ли не как друга. Ибо что может тщательнее отточить и усовершенствовать каждое наше помышление, восприятие и действование, как ни постоянное памятование о том, что текущее мгновение вполне может оказаться последним! Многие из нас не раз представляли, как бы они прожили последние недели или месяцы жизни, если бы медики наверняка установили количество оставшихся до неизбежного умирания дней. Попробуйте провести мысленный эксперимент. Постарайтесь представить — многое ли из того, что мы делаем ежеминутно и ежечасно, мы продолжали бы делать, узнай наверняка, что нам осталось совсем немного? И к чему бы мы обратили свой взор, будучи уверенными в неотвратимости скорой смерти? Для тех, кто заинтересуется этим полезнейшим упражнением, советуем обратиться к роману «Раковый корпус» А.И. Солженицына и близкому ему по духу творению Владимира Солоухина.
Конечно, только законченный невротик станет думать о смерти ежечасно и непрерывно. Еще Вовенарг отметил, что «мысль о смерти вероломна: захваченные ею, мы забываем жить».